Золотые сердца с червоточинкой - Страница 28

Судя по следам, этой дорогой совсем недавно проехала по крайней мере одна груженая повозка.

Вскоре у меня возникло ощущение, что, сколько бы я ни старался, мне не найти на ферме ничего такого, что могло бы подтвердить мои подозрения и опровергнуть изложенную Младшим версию похищения.

На лесной опушке я спугнул лань с олененком. У меня на глазах они пересекли широкое, когда-то возделывавшееся поле, ныне густо поросшее травой, цветами и молодыми соснами. Трава вымахала мне по пояс, попадались сорняки и повыше. Дорога вела прямиком через поле. Домашних животных видно не было, собаки не лаяли, дымок над крышей дома не вился – словом, никаких признаков того, что на ферме кто-то живет.

Тем не менее я выжидал, давая лесному зверью время привыкнуть к незваному гостю.

Вдалеке лиловели холмы Боуга, на склонах которых располагались лучшие карентийские виноградники. Вполне может быть, что прежние владельцы фермы не подозревали о магии, покров которой окутывает холмы, а когда узнали, поспешили съехать.

Неожиданно мои мысли перескочили на Донни Пелл. Девушка, которая родилась в довольно зажиточной семье и несколько лет работала по контракту на Летти Фаррен. Которой вроде бы принадлежала земля, достаточно плодородная, чтобы возбудить аппетиты танферских лордов. Вряд ли это связано с преступлением, которое я расследую, но все же интересно было бы узнать, что заставило ее переселиться в город.

Минут десять я изображал, будто кого-то поджидаю, затем мне это надоело. Я привязал лошадей к дереву, пригнулся и двинулся через поле.

Дом оказался пуст. Я вернулся на опушку, пустил лошадей пастись, а сам отправился проверять слова Младшего.

Как выяснилось, описание Карла полностью соответствовало истине. Он не упомянул только об одном – что вода в колодце вкусная, а ведро висит на новой веревке. Я напоил лошадей, за что они не преминули наградить меня зрелищем под названием «не залить ли нам костер».

В том, что в доме провела несколько дней шайка гоблинов – или других, столь же непритязательных личностей, – сомневаться не приходилось. Питались они, судя по разбросанным всюду перьям, лапам и головам, исключительно цыплятами. Интересно, как им удалось натаскать с окрестных ферм столько живности и не возбудить против себя всю округу?

Я прошелся по дому, уделив особое внимание комнате, в которой держали Карла. Колченогий стул, столик со сломанной ножкой, треснутый кувшин, грязные одеяла на полу, переполненный ночной горшок, который никто так и не удосужился вылить… Последняя деталь означала, что либо я совершенно зря подозреваю Младшего в неискренности, либо недооценил его артистический талант. Если он и состряпал фальшивку, то позаботился буквально обо всем на случай тщательного расследования; однако домой паренек возвратился невредимым и счастливым, из чего следовало…

Понятия не имею, что из этого следовало. Может быть, что меня весьма ловко обвели вокруг пальца.

За что, ну за что убили Амиранду?

Может статься, ответить на этот вопрос – значит узнать все остальное.

Вспомнив о том, что меня наняла Амбер, я снова обыскал дом, надеясь найти хоть что-нибудь – следы гоблина с деревянной культей вместо ноги или двести тысяч золотых марок в колодце. Ну да, разделся, нырнул в колодец и барахтался в ледяной воде до тех пор, пока не убедился, что золота на дне нет и в помине. Мне казалось, мои проклятья способны нагреть воду до кипения, но этого не произошло. Наверно, я ругался не теми словами.

В результате поисков, продолжавшихся не меньше четырех часов, я обнаружил одну-единственную серебряную монету – в комнате Младшего, в пыльном углу. Достойная награда за то, что я рисковал собственным здоровьем. Монета выглядела новой, однако не имела даты. Вероятно, ее отчеканили в каком-нибудь храме, в который придется как-нибудь заглянуть, чтобы навести справки.

Впрочем, она навела меня на интересную мысль, а заодно и заставила пожалеть, что я не задал Младшему кое-каких вопросов. Ладно, возобновим разговор, когда я вернусь в город. Правда, в тот раз я, что называется, поджаривал его на медленном огне, а теперь…

Солнце клонилось к западу. Было бы, конечно, здорово, если бы оно ударилось о какой-нибудь холм и отскочило обратно в небо, но на это рассчитывать не приходится. Мне предстоит нанести визит, а поскольку перспектива ночевать в лесу, в котором водятся оборотни и якобы добродушные мамонты, меня не прельщает, пора двигать.

Лошади держались вполне миролюбиво. Даже не пытались вырваться, когда я запрягал их в повозку.

19

Рассказывая о том, как добраться до домика ведьмы, Плоскомордый и не подумал предупредить, что дороги там нет и в помине. Ни дороги, ни тропы. Кругом ведьминский лес, настоящий бурелом, и каждый, кто сумел сквозь него продраться, заслуживал того, за чем пришел.

Я шел, ведя лошадей в поводу. Перемирие между нами сохранялось лишь потому, что животные прекрасно понимали – без меня им из этой чащобы не выбраться. Я догадывался, что стоит нам очутиться на дороге, как о перемирии будет немедленно забыто.

Последние несколько сот ярдов оказались самыми легкими. Густой подлесок попросту исчез; впечатление было такое, словно кто-то каждый день маникюрит лес. Вокруг возвышались могучие старые деревья, кроны которых заслоняли небо, а впереди наконец-то показался домик. Распахнулась дверь, и наружу хлынул поток света.

В дверном проеме стояла румяная пожилая женщина, невысокая и пухленькая, как яблочный пирог. Ее наряд в точности соответствовал тому, какой надевают старухи-крестьянки в день крестин, вплоть до расшитого фартука. Она пристально поглядела на меня. Догадаться по выражению лица женщины, что она увидела и о чем думает, было невозможно.